Часть I

○ Имя персонажа: Андерс;

○ Дата рождения: Девятнадцатый день Августа; 9:05 века Дракона; 35 лет;

○ Раса: Человек;

○ Род деятельности: Отступник, бывший Серый Страж;

○ Класс и специализация: Маг; духовный целитель; одержимый;

○ Способности и навыки:
Основные специализации – духовный целитель и режим Мести.
Духовный целитель:
- Исцеление;
- Групповое исцеление;
- Хранитель жизни;
- Аура очищения;
- Второй шанс.
Вступив в симбиоз с Андерсом и наделив его новыми способностями, дух Справедливости, под влиянием личных помыслов целителя и его ненависти, мутировал в демона Мести, что в моменты стресса и ярости захватывает контроль над телом Андерса. За счёт этого – появление новых навыков и способностей. Слишком малая кровь за демона, засевшего в душе.
Месть:
- Панацея (режим, во время которого Андерс теряет возможность использовать заклинания атаки и концентрируется лишь на поддержании жизненной силы отряда)
- Помощь союзникам (исцеление отряда единым заклинанием)
- Перегруппировка (способность приводить в чувство потерявших сознание товарищей)
Также обладает парочкой стихийных заклинаний и базисными заклинаниями ученика Круга Магов:
- Ледяная хватка;
- Цепная молния;
- Волшебный щит;
- Магическая стрела.
Из обычных навыков следует отметить писательство, чтение, изготовление лечебных зелий и мазей, а также игру на лютне. Впрочем, перечислять всё в одном ряду весьма и весьма осмотрительно. В деле травничества, конечно, Андерсу, как целителю, нет равных, и здесь сильван первенства целиком и полностью принадлежит ему. На писательстве стоит жирный минус – пишет Андерс разве что манифесты об общей мажьей несправедливости, и на научные трактаты это не тянет. Читает всякую беллетристику и порой любовные романы, что не назовёшь достойной пищей для мозга. И, на десерт, игра на лютне. От звуков, что выходят из-под пальцев целителя, продолжительно воет мабари, а вместе с ним ещё и Хоук, что вгоняет Андерса в гнев и разочарование.
Умеет вести домашние дела. Умеет. Но не хочет.

○ Имущество:
Андерс мог бы похвастаться большим количеством вещей в закромах, но не ввиду природной тяги к собирательству, и поэтому все памятные вещи разложены по уголкам, аккуратно расфасованные и ждущие своего часа. И да, Андерс сам не уверен, нет ли в кипе вещей очередной взрывчатки, бомбы или хотя бы жучков.
Если когда-то давно Андерс пришёл к Гаррету в одной только носильной мантии и с кое-каким нехитрым скарбом и за пару месяцев заполучил обширный гардероб, то теперь ситуация повторяется, и в распоряжении целителя имеется только лишь несколько не особо вызывающих мантий, пар сапог, а также шейных платков. В карманах – по смятому листку бумаги,  по чернильнице-непроливайке и растрёпанному гусиному перу. По старой привычке отступник носит с собой ещё и лечебные медикаменты, и эта старая привычка в условиях нового времени играет только на руку. Также в голенищах сапог спрятано по ножу, а на поясе в холщовых мешочках ждут своего часа корешки из стебельки лечебных растений. Посох свой Андерс получил благодаря попрошайничеству – вымолил у Гаррета посох его отца. Золотой, длинный, с тяжелым основанием и исполненной в виде фигурки Андрасте набалдашником. Отчего-то отступнику показалось прозаичным, что он, маг и плевок в сторону Церкви, будет рассекать с невестой Создателя за спиной.
Андерс ненавидит побрякушки, но одну носить позволяет – амулет Тевинтерской Церкви, подаренный когда-то Хоуком, сейчас он стоит для целителя дороже, чем все сокровища мира, являясь чуть ли не знаком супружества. Целителю мерзко быть сентиментальным особенно в своём нынешнем состоянии, но он ничего не может с собой поделать. Также в глубине походной сумки среди носильных вещей запрятан кожаный мешочек, туго набитый золотыми монетами.
Часть II

○ Краткое описание:
«Магия должна служить человеку, а не человек магии».
Кажется, так я всегда пишу в своих манифестах, особенно когда осуждаю мирскую несправедливость по отношению к магам, малефикарам и прочей волшебной братии, но для эпиграфа к собственному дневнику это выглядит чересчур претенциозно и даже глупо. Я ненавижу писать о себе, потому как мне не о чем поведать миру. Один из самых опасных отступников Тедаса – и не о чем поведать миру? Хоук сказал, что во мне слишком много дерьма, и это дерьмо должно остаться на бумаге, а не в его голове. Сказал бы я, где следует его оставить, но не буду. Я должен идти по заготовленному сценарию любой рукописной информации о себе – родился, вырос, жил, чем занят.
Родился я в Андерфелсе. Родина «чертовых-идеальных-стражей», на них у нас все были помешаны. Даже мой старший брат, и тот хотел вступить в них и носить бело-синие цвета. Сказать по правде, меня от них тошнит. Тошнит от преувеличенного героизма, тем более что героев в Стражах – раз, два, и обчёлся, остальные же бесполезная серая масса, которая только и умеет, что пить и тискать в тавернах хорошеньких девчонок, пленяя их блеском стальных нашитых пластинок с грифонами. В Андерфелсе разве что сувениры с этими Стражами не делали. Казалось бы, на родине героев не должно рождаться ничего, что бы порочило их светлый лик. Создатель, должно быть, совсем жесток, раз позволил родиться в одной из деревушек дома главных героев Тедаса мне. В Андерфелсе всё должно было быть идеально, и обидно осознавать, что я менее идеален, нежели мой вечно пьяный старик-отец, поросль глупых братьев и сестричек, а также мать, находящаяся в состоянии перманентной беременности. Я не был в Андерфелсе более двадцати лет и не знаю, живы ли они сейчас. Признаться, мне плевать. Я скучаю разве что по матери, особенно когда вспоминаю матушку Хоука – любящую, нежную. Гаррет всегда был огромным шкафом, а она разговаривала и возилась с ним, словно с мальчишкой. Моя мать никогда не была таковой, но я знаю, что она меня любила. Из всех моих братишек и сестрёнок я целиком и полностью удался в её породу – светловолосый и кареглазый. К сожалению, в дар магию я тоже получил от кого-то из её дальних родственников. Мне семь было, когда во мне это всё открылось. Я поджёг во время одной с отцом ссор сарай, и ужас в его глазах я помню и по сей день. Чудовище, монстр, пощёчина Создателя. Я рос в деревеньке, где всё у всех было на виду, и мой дар не остался незамеченным. Буквально через неделю за мной явились храмовники. О, как же я сопротивлялся! Плакала лишь мама. Отцу было наплевать на меня. У нас было лишь несколько мгновений на прощание, матушка сказала, что я навсегда буду её любимым мальчиком, а потом подарила мне подушку, что вышила сама. Я храню её и по сей день, пряча от мабари Хоука – ужасного прожорливого создания, такого же, как и сам Гаррет. Не выношу собак. Мой кот никогда не позволял себе того, что позволяет себе это исчадие ада, а Гаррет его буквально в морду нацеловывает, сюсюкается с ним так, как не всегда разговаривает со мной. У храмовников в Круге, куда меня отволокли, тоже были собаки, причём отнюдь не мабари. Злые, мерзкие шавки с острыми зубами, которых храмовники частенько спускали на нас, детей. Ладно, вру. Такого не было. Но должен же я измазать их светлый орден чёрной краской? Я обманщик, я лжец, я убийца, я отступник. Мне можно.
Прощай, детство, прощай, дом. Здравствуй, Круг. Дети Круга вообще быстро становятся взрослыми, теряя ребёнка в своей душе. «Андерс», кстати говоря, не моё имя. Своё имя я сейчас уже и не вспомню – отринул его, когда ехал в продуваемой всеми ветрами кибитке по пустыням Андерфелса, а, когда оказался в башне Круга, гордо произнёс, что моё имя – Андерс. Андерс – Андерфелс. Да, я назвался в честь того места, где родился, но не ради того, чтобы помнить, кто есть я и где остался мой дом. Ради того, чтобы отвесить миру пощёчину тем, что среди героев родилось чудовище.
Я ненавидел Круг. Ненавидел так, как, наверное, ни одно живое существо не может что-то ненавидеть. Все эти маги, Первый Чародей, усмирённые… Лизоблюды. В ваших руках сосредоточена могучая сила, а вы пресмыкаетесь перед теми, кто назвал это опасным, страшным и греховным?! Серьёзно? Будь моя воля, я бы.…А, впрочем, моя воля в то время ничего не решала. Я был шкодливым мальчишкой. Надоедливым, упрямым, затычкой в любой бочке, который не желал учиться и производить хорошее впечатление. Я был весёлым и, как считали многие ребята моего возраста, компанейским. Со мной легко было найти общий язык. А ещё я охотно плевал в лицо храмовникам, всячески солил чародеям и подстрекал на пропуск лекций других ребят, за что гордо шёл в карцер и терпел удары плетьми. У меня были друзья. Нас всегда было трое – «один за всех, и все за одного». Солона, Йован, Андерс. Они вдвоём всегда были моим маяком надежды, оплотом спокойствия среди океана моих бушующих страстей. В Круге сложно жить одному, всегда нужен тот, кто прикроет тебя в отсутствие и постоит на шухере. Ребята никогда не поддерживали моё бунтарство, но помогали мне. Частенько брали вину на себя. Впрочем, это не мешало мне убегать из Круга без них. Мне было тринадцать, когда я впервые оттуда сбежал, и этот первый раз, словно первый секс, запомнился мне на всю жизнь. Я тогда банну Ферренли жизнь спас, по правде сказать, вытащил пьяного идиота из воды, а уж он мне в благодарность преподнёс памятную подвеску «за службу и дружбу». Однако статус героя не помешал храмовникам засунуть меня обратно в Круг, едва они только нашли меня по поводку – амулету с моей кровью, оставленном в башне. За первой попыткой – вторая. За второй – третья. Я семь чёртовых раз сбегал из Круга и шесть чертовых раз возвращался обратно. Можно сказать, что я стал живой легендой, и на меня частенько приходили просто посмотреть. Храмовники пытались уличить меня в магии крови неоднократно, но я был всего лишь отступником и сторонником свободы магов. Церковь исказила значение слов Андрасте о магии, чтобы сделать нас заключенными в четырёх стенах. Может, поэтому я люблю вставлять во все свои революционные речи и манифесты слова о том, что «магия должна служить человеку, а не человек – магии»? Они пленяют и, на мой взгляд, отлично выражают действительность. Те, кто против свободы магов, имеют все шансы стать рабами, и в этом я ничего плохого не вижу. Я до сих пор считаю, что Фенрису следовало остаться при его мастере, а Хоуку – отдать его Данариусу при первой удобной возможности, но нет же, они друзья. А страдал я.
В четырнадцать лет я, придирчивый мальчишка, наконец, довыбирался в любовном плане, и жертвой моей страсти, ни больше, ни меньше, пал один из наших преподавателей, чародей Карл. Наверное, мне лишь казалось, что я его любил. Мне было четырнадцать, и у меня никогда не было отца, который бы интересовался моими делами. Карл был старше на двадцать лет, и ему было не всё равно. Но даже любовь не помешала мне многократно сбегать, разве что я получил нового союзника, что согласно закрывал за мной двери и навещал в карцере. Седьмой побег я совершил в уже более зрелом возрасте, как раз после Мора, и этот побег был удачен. Я добежал почти до Андерфелса, но попался с поличным. Я наивно полагал, что храмовники, ослабшие после случившегося в Круге, не словят мышей, однако словили, а потом в наручниках и под конвоем поволокли меня обратно. Один ещё обмолвился, что меня после такого уж точно усмирят, но ничего не было. Мы остановились в Амарантайне, в Башне Бдения, некогда бывшей домом для эрла Хоу. Кажется, я был одним из немногих, кому было плевать на происхождение Натаниэля, хоть я и шутил над ним, порой плохо. Я шутил не над тем, что он Хоу. Признаться, на это мне было наплевать. Я шутил только потому что над ним шутили все, и тогда мне казалось это забавным, но в один момент понял, что поступаю, как настоящий ублюдок. Шутить над человеком с ужасной родословной, что может быть хуже? Огрен один с самого начала его поддерживал. И пусть он был противным и вонючим, он поступал правильно.
Сказали мне, в общем, храмовники, что меня усмирят, но обломались: порождения тьмы нагрянули. Прямо на Башню Бдения. Жуткие твари. А я? А что я-то. Положил и порождений, и храмовников, а потом.… Здравствуйте, я Страж-командор, и… Андерс, чёрт возьми, что ты тут забыл. Привет, революционная малышка Амелл. Я знал, что она стала Стражем, более того – знал, что и Йован им стал, знал, что моя подружка детства – Герой Ферелдена, но всё равно этой встречи я не ожидал, однако был чертовски рад, словно бы мне сотню золотых подарили. А потом мы все вместе, бок о бок, магией и добрым матерным словом укладывали на лопатки чертовых порождений, и это было…. Что-то. После окончания долгой битвы подоспели и король с королевой, и кое-кто из их свиты тут же занервничал из-за меня: отступник, отступник, он опасен! А Командор показала всем большую фигу, применив право Призыва. Что ж, до конца жизни не забуду, как кровь порождений встала в моём горле. И это было до чёрта прозаично, что я, появившись на свет на родине «чертовых-идеальных-стражей», который всегда презирал это место и Стражей заочно, сам стал «чёртовым-идеальным-стражем» в их знаменитой бело-синей гамме. Впрочем, мои резко сократившиеся года жизни во имя служения миру, не стали индульгенцией от храмовников – те опять меня подстерегли, одной сучке уж очень хотелось засунуть меня в карцер. А Командор опять сказала своё известное «нет», и вот я уже чистенький, свободный, с амулетом уничтоженным. Всякое было за этот год: Архитектор, Справедливость, порождения тьмы, прочая чертовщина, но я не выделял определенные моменты и мешал всё в одну бессмысленную кашу. Скачки по Глубинным Тропам с посохом наперевес, значительно возрастающий отряд…. Помню Огрена – отвратительного, толстого и вонючего. Помню Натаниэля – к этому парню я всегда тепло относился, к тому же над ним было забавно подтрунивать. Если бы он достал из задницы палку, это был бы просто мировой парень. Я помню Веланну – в её декольте можно было утонуть. Я помню Сигрун – она была смешной, трогательной и забавной. И, конечно, я помню Справедливость – тело, в котором он засел, воняло хуже Огрена.
А потом вновь в очередной раз появился Архитектор. Я упоминал о том, что порождения тьмы во второй раз решили подгадить миру? Так вот, решили. И подгадили. Причём это были умные порождения тьмы. Ну, как умные. Котёнок, которого мне подарила Солона, был поумнее этих тварей. Однажды так ударил одну из них по носу лапой, что кровь пошла. Но эти умели разговаривать, а мой Ланселап не умел. Их было двое – предводителей армий бездумных вонючих порождений. Мать и Архитектор. Мне оба не понравились, хоть Солона и приняла предложение по объединению со вторым, чтобы разрушить первую. Шесть пар сисек – это здорово. Мне бы такую женщину. Но я отвлёкся. Мы победили Мать, мы разбили эшелоны порождений, Архитектор и его братия вернулись на Тропы, и мир обрёл прежнее равновесие. Я – Страж. Я чёртов герой. После того, как закончилась вся эта неразбериха, меня пригласили участвовать в пивном состязании, и я проиграл. Вот это до сих пор помню. И до сих пор обидно.
Я был весельчаком. Я был шутником. Я был повесой, любимцем толпы, меня обожали женщины. А ещё я сдружился с духом из Тени, и Справедливость поддерживал все мои стремления и начинания в отношении магов. Мне казалось, что я обрёл союзника, и в одну ночь я принял его предложение, впустив духа в себя.
Я покинул Стражей обманом (удачно подбросил чужое, сожженное дотла тело в своей одежде) и перебрался в Киркволл, где организовал в Клоаке лечебницу, чтобы оказывать помощь беженцам, их в Киркволле было неисчислимое множество. Почему в Киркволл? Так пал жребий. К тому же здесь, в стенах местного Круга, содержался Карл, и я хотел помочь ему. Высвободить его и уйти вместе. Мои былые чувства сошли на нет, но я чувствовал благодарность по отношению к этому человеку и хотел помочь. Справедливость.… Изменил меня. Я стался одержимым. Моя ненависть к Кругу исказила Справедливость, обратив его демоном Мести, что паразитировал над моим телом и душой, и мне зачастую приходится бороться за главенство в этом теле. Я стал другим человеком. Моя одержимость Местью, как и роль в искажении светлых мотивов Справедливости, вызвала безумное отвращение к самому себе, и я решил исправить свою вину хоть как-то, посвятив себя служению простым людям и освобождению магов.
Таким меня и нашёл Хоук. Грёбаный идеальный Хоук, который широко улыбался и не умел держать при себе свои чертовы руки. Я возненавидел его, а он – меня. Мы были до безумия разными, он был воплощением того, что я ненавидел и ненавижу по сей день. И я ненавижу себя за слабость к этому человеку с его вечной широкой улыбкой и собаками в голове, ненавижу этого типичного ферелденца почти так же, как и люблю.
Грёбаный идеальный Хоук ворвался в мою лечебницу и мою жизнь, требуя карты Глубинных Троп, на что я тут же потребовал помочь мне освободить Карла из стен Церкви. Я думал, этот парень сразу откажется, услышав про Церковь, а он лишь рассмеялся. Все мои попытки спасти Карла и желание уйти куда подальше были тщетны – когда мы пришли, он был уже усмирён, причем по моей вине – я писал ему, и письма эти в один момент перестали доходить до адресата.
А потом началась моя жизнь, как жизнь друга и спутника «грёбаного идеального Хоука». Мы решали вместе его проблемы и проблемы целого Киркволла. Мы выплясывали краковяк перед сначала Наместником, а потом и Аришоком. Мы носились за эльфийской магичкой крови и не менее эльфийским бывшим рабом. Я выхаживал Хоука после того, как он решил сразиться с Аришоком за Изабеллу. Я стоял рядом. Я был рядом. Все года. Я был рядом тогда, когда умерла матушка Хоука – была убита, вернее. Я чертовски, до боли в сердце обожал монну Лиандру, и был готов разорвать её убийцу на куски. Казалось бы, наше соперничество с Гарретом могло привести только к дракам, ан нет. Мы сошлись. Гаррет любил меня – не Справедливость, мутировавшего в Месть, а я любил его. И в этот момент я понял, почему я семь раз бежал из Круга – за этим. За счастьем. Я был чертовски счастлив и счастлив теперь. Но Справедливость во мне не желал успокаиваться и оставлять меня в покое. Его идеи, его слова, его призывы – и всё в моей голове. Киркволл ненавидел магов, а я ненавидел Киркволл, и даже первый чародей не мог сделать ничего с гневом сумасшедшей истерички рыцаря-командора, что двинулась на все сто, погребая остатки здравого смысла под своим безумием.
Небо взорвалось черно-бордовым, обрушившись вниз вязкими каплями камней и осколков. Слабые нити меж полюсами враждующих сфер были оборваны в тот день, когда взрывчатка, заложенная в Церкви, взорвалась. Зачем я это сделал? Шаткий мир больше не терпел компромиссов, и я не мог наблюдать за тем, как сотнями мои братья и сёстра идут на Усмирение, а мир задыхается в агонии, и я лишь подвёл всё к грани. Мир был невозможен, и наступил час выбора. Если сердца от рождения слепы, то лишь огонь способен их раскрыть, высвобождая всё наружу. Судный день настал, и я надеялся, что Хоук пойдёт за меня – за магов. Ошибочка вышла. Пощёчина, за ней вторая. И вот я уже сижу на земле, а передо мной, словно разъяренный зверь, Гаррет, отстаивает моё право на жизнь перед Себастьяном. Ваэль ушёл, гонимый ненавистью, - ещё бы, я убил его любимую владычицу Церкви! Ничего не имел против Эльтины, но война – это война.
И в этой войне полегла рыцарь-командор Мередит, а также первый чародей Орсино. Полегли под обломками здравого смысла, оставив Гаррета на троне. Он – остался. Я – ухожу. Не потому, что расстался с ним. Не потому, что чувствую свою вину. Просто потому, что мой «грёбаный идеальный Хоук» сказал, что с моей стороны опасно и неосмотрительно разгуливать у всех на виду. И хоть он старался выдавить из меня частичку сожаления о содеянном, мне наплевать, и я ни капли не жалею. Я сделал это ради магов. Я сделал это ради себя. Ради Справедливости. А сейчас я, преступивший свои мотивы и поддержав сторону храмовников вместе с Хоуком, дописываю эти строки и готов бежать в неизвестность за стены полуразрушенного Киркволла, за которыми бурлит огонь безумия и революции. И мне…. Не жаль. Ночь манит прохладой, и единственное, о чём я жалею, так это о том, что нельзя взорвать все Церкви разом».».

– Остатки полусожженного дневника в камине поместья Хоука.

Часть III

○ Связь:

○ Пробный пост:

Отредактировано Андерс (2015-02-04 19:09:07)