Лелиана давно не выступала перед оппонентами в словесных перепалках - как-то не до того было, да и речами, уже давно, она привыкла повторять Джустинию, которая была солнцем над этим бренными миром, а сейчас на рыжую глядели двое, одна из которых была почти фанатично уверенна в греховности всех магов (что было абсурдом, ведь сама Элисса сражалась бок о бок с Солоной Амелл), а второй играл словами и эмоциями.
"Очень хорошо, что Вы упомянули Эльтину. Как раз я об этом могла забыть, какая досада" - Мысленно стрелочка на шкале приязненности к этому маркизу упала ниже отметки "холодно, как на вершине горы", но вопреки своим раздумьям, женщина произнесла совершенно другое:
- Люди не должны страдать, но Вы сами сказали, сударь, что не все маги стали отступниками. Так что следует не отвернуть репрессиями и террором магов от мира. Они - его часть. - Поднявшийся ропот стоявших тут же солдат, шевалье, храмовников и слуг, раздражал Лелиану, но она продолжала держаться спокойно.
"Всех предать мечу... Создатель разберется" - это было уже катастрофой. Совершенно-точно - катастрофой, потому что знаменовало то, что Кусланд поддерживает бессмысленную резню.
Лелиана никогда не считала магов опасными. У неё были друзья среди магов, она провожала в последний путь женщину, что когда-то была вместилищем духа, она жила по соседству с ведьмой из диких земель и ела с ней с одного котелка. Она закрывала собой Героиню Ферелдена, когда они прорубались через полчища порождений тьмы.
- Хорошо, что Солона сейчас тебя не слышит. - Тихим шёпотом произнесла Сестра Соловей, так, чтобы её услышала только Элисса, а потом развернулась, кивнув.
- Я дождусь Вас. - Не утруждая себя кивать больше хоть кому-либо в этом зале, шпионка покинула комнату, сдерживаясь, чтобы не перейти на очень быстрый шаг, сдерживаясь, чтобы не заломить руки, не обхватить себя за плечи, будто стало вдруг холодно - холодно было на душе, потому что мир превращался в еще более паскудное место: если даже те, кого Лелиана считала достойными, сходили с ума от страха перед силами, которые даровал Создатель.
В кабинете еще с утра было прибрано и чисто. Даже проветривалось, так что о ночи не напоминало ничего. Женщина стояла у окна, заложив руки за спину, смотря на бастион и двор замка, где всё время сновали прислуга и солдаты. Услышав шаги, которых оказалось много и гораздо более тяжелых, чем должно быть, рыжая обернулась.
Пара храмовников на пороге не была пределом мечтаний, точно.
"Больно!" - от удара в живот женщина вскрикивает приглушенно, давится слезами. "Приказ?! Она сошла с ума?!" - латной перчаткой по лицу. От боли кажется, что голова взорвалась. Есть только нестерпимый багровый свет и кровь, заполонившая рот. Свет померк.
Больше десяти лет назад её предала любовница. Больше десяти лет назад был удар по животу и темница. Больно от осознания того, что история повторилась, что Лелиана так ничему и не научилась...
Её даже не обыскивали толком. Руки уже затекли, запястья ноют. Но, хотя бы, обошлось без насилия и лишних побоев.
Женщина пока решила дать Кусланд время - не больше суток, на то, чтобы та одумалась и отпустила её. Потом Лелиана сбежит, даже если для этого придется выгрызть себе кисти рук. А пока она отстранено смотрела по сторонам, водя только глазами, потому что голова до сих пор гудела, протестующе отказываясь думать.
Услышав шаги по камню, рыжая немного напряглась, нахмурилась - лицо тут же задергало болью: даже не хотелось представлять как его обезобразил тот удар перчаткой. Кто-то пришел по её душу?
"Хорошо бы, меня отпустили. Создатель, расщедришься на ещё одно чудо, для слуги твоей?"
Мысленная усмешка получилась горькой.
Да, по её душу пришли.
"Ты посмотри, сама тейрна!" - мысли были не самыми приязненными. Но тут загорается свет факела и Сестра Соловей видит как искажается лицо Элиссы - та плачет.
"Что?!"
От удивления немеют не только руки, женщина почти забывает как дышать. И молчит, да. Потому что говорить больно и потому что ей нечего сказать предательнице.
"Пришла поразвлечься с пленницей? Это тебя умиляет, потому и на лице твоем лживом слёзы?" - жестокие мысли могут отразиться в совсем ледяных глазах шпионки. Вот она не плачет. Ни слезинки не проронила. Потому что давно знает себе цену. Лелиана только сожалеет, что не выполнила приказ святой женщины. Остальное - уже не важно - всё снова сковано льдом. Только отчего же так больно? Будто ей снова едва исполнилось двадцать.